class="p1">– Коля! – заорала она. – Коля! Вставай!
– Я не могу.
Она схватила его за шиворот и поволокла по земле. Вольский удивился её силе. Его ноги в драных штанах беспомощно волочились по земле. К носку ботинка прилип кусок целлофанового пакета. Вольский закрыл глаза. Издавая громкие стоны, Саша доволокла его до парадной, открыла дверь и втащила внутрь.
– Мне плохо, – прошептала она, задыхаясь. – Сейчас сердце выскочит.
– Отдохни, – сказал Вольский.
Саша легла рядом с ним на грязный пол. Он равнодушно вспомнил, как однажды ночью они лежали на вьетнамском пляже и смотрели на великое звёздное небо. Это было лет пять назад. Сейчас над ними висел шелушащийся потолок.
– Коля, что с тобой случилось? – прошептала Саша.
– Подрался с таксистами, – ответил Вольский. – Они пытались затащить в машину женщину, я заступился. Меня поколотили. Но им от меня тоже досталось. Одному я сломал палец. Другому разбил мошонку. Он рыдал и жаловался, что у него умер кот.
– Коля!
– Что?
– Это какой-то бред!
– Но так всё и было.
– Бред, – повторила Саша. – Ты болен. Это психоз? Или что?
– Я здоров, – сказал Вольский, разглядывая окровавленные руки.
– Ты даже не похож на себя. Ты чужой. Я не чувствую тепла от тебя. Мне страшно.
«Бабское нытьё», – подумал он.
– Я тебя люблю.
– Нет, – сказала Саша. – Я не чувствую. Ты это таким тоном говоришь…
– Каким?
– Не знаю. Таким тоном сообщают, что идут в магазин или в ванную. Звучит пусто. Фальшиво. Никак.
– Зачем же ты прибежала меня выручать? – спросил Вольский.
– Я-то тебя по-настоящему люблю, – сказала Саша.
Вольский наклонился и сильно укусил её за ключицу. Саша взвизгнула и отшатнулась. Потом вскочила. Брезгливо, будто дохлое насекомое, стряхнула с ладони окурок.
– Коля, ты что творишь?!
Плача, она убежала к лифту.
– Не бросай меня, я в беде, – проскулил он.
Кажется, получилось не очень фальшиво.
Она вернулась, снова схватила его за шиворот и заволокла в кабину. Вольский сидел на полу, поджав ноги, улыбался и смотрел на Сашу снизу вверх.
– Зачем ты меня укусил? – спросила она.
– Это от любви. Я сейчас вспоминал, как мы лежали на пляже…
– Коля, тебе надо сходить к психиатру. Дело серьёзное. Ты сделаешь это ради меня?
– Для тебя я сделаю всё.
Он представил, как надевает на неё собачий ошейник с поводком и таскает голую по квартире.
– Вот что ты улыбаешься? – спросила она устало.
– Я ведь действительно тебя люблю. Сейчас правдиво прозвучало?
– Нет.
Они выбрались из лифта. Вольский вспомнил про соседку и испугался, что она выйдет, увидит его в этом жалком виде, посмеётся и заодно расскажет Саше, как он онанировал на её кухне, а потом грозил убийством.
– Но ты и правда в беде, – сказала Саша.
Она открыла дверь и затащила его в квартиру. Он сел на пол. Из комнаты примчался Принц Альберт и стал обнюхивать плащ. Потом заскулил и умчался назад.
– Снимай с себя всё. Запах ужасный.
Вольский стащил одежду и остался в одних трусах.
– Брюки на выброс. А плащ можно отстирать, – сказала Саша, проверяя карманы.
Она достала бумажку, развернула и прочитала.
– А что за отец Прокопий?
– Понятия не имею, – сказал Вольский.
– Как это понятия не имеешь? А откуда у тебя тогда его номер телефона?
– Может, подбросили?
– Зачем? Кому это нужно?
Он сморщился и заскулил.
– Мне больно. И холодно. Я хочу в ванную. Смыть с себя гровь и крязь.
– Гровь и крязь, – повторила Саша растерянно. – Пойдём, горе моё.
Потом он сидел в ванной, а Саша поливала его из душевой лейки тёплой водой. Вольский смотрел на ручейки из грязи и крови, утекающие в сливное отверстие.
– Позвони завтра маме, она за тебя переживает.
– Какой маме?
– Что значит «какой маме»? Твоей, конечно. Не моей же.
– Если хочешь, я и твоей могу позвонить, – сказал Вольский.
– Моя мама умерла четырнадцать лет назад. Ты забыл, видимо. Или решил пошутить? Если так, то это очень глупо и жестоко.
– Я забыл, – соврал Вольский. – Хочешь, я спою тебе песенку?
– Не надо.
– Тебе понравится.
Он прочистил горло и запел:
Drüben hinterm Dorfe
steht ein Leiermann,
und mit starren Fingern
dreht er, was er kann.
– Ужасно. Замолчи.
– Я люблю тебя.
– Ты всё ещё фальшивишь, Коля. Вылезай.
Саша вытерла его, достала из шкафчика флакон перекиси и щедро полила ссадины. Они пузырились и текли розовым. Вольский тихонько постанывал.
– Иди ложись, – сказала она. – Я умоюсь и тоже приду.
Он взял её за лицо мокрыми руками, стиснул и крепко поцеловал в губы. Саша, не ответив, отшатнулась. На щеках её остались кровяные разводы.
– Мне неприятно.
– Я вижу, – ухмыльнулся Вольский и вышел.
Саша долго не приходила. Он даже подумал, что, может быть, жена повесилась на полотенцесушителе. И немного возбудился, представляя, как она елозит по полу ногами и цепляется пальцами за синее горло. Потом отвлёкся на мысли о возможных неприятностях, которые доставит ему Сашино самоубийство. Объяснение с полицией, бюрократическая возня, похороны – они обойдутся недёшево. Правда, можно кремировать, это менее затратно.
Пришла Саша и стала переодеваться. Вольский разглядывал её тело. Она погасила свет.
– Двигайся к стенке, я хочу лечь с краю, – сказала Саша.
Он отодвинулся.
– Надеюсь, получится уснуть. А завтра надо что-то решать.
– Ага, – зевнул Вольский. – Решать.
Уснул он моментально. И спал будто меньше минуты. В дверь звонили долго, настойчиво. Казалось, ещё немного, и начнут стучать. Вольский вылез из-под одеяла, натянул штаны и открыл. Пришёл полицейский, с чёрной папкой в руках.
– Вольский Николай Алексеевич?
– Допустим.
– Я ваш участковый. Моя фамилия Митрофанов. Я зайду.
Не снимая ботинки, Митрофанов прошёл на кухню. На полу остались коричневатые нечёткие следы.
– Вы, кажется, где-то наступили в говно, – сказал Вольский.
– Так и есть, – согласился участковый. – По пути к вам я поскользнулся на говне и чуть не упал.
Вольский посмотрел в окно. По улице шла похоронная процессия. Впереди несли гроб, обшитый красной тканью. Покойником был светловолосый юноша с длинными тонкими руками, сложенными на груди.
– Чистый ангел, – сказал Вольский восхищённо.
Митрофанов коротко зевнул.
– Ко мне обратилась ваша соседка Тамара Васильевна Зуева. Пока неофициально. Попросила объяснить вам, что нехорошо приходить домой к людям и дрочить у них на кухне.
– А вы тот самый Митрофанов, в которого она тайно влюблена? Кстати, вы знаете, что она ненавидит ваших детей? Она даже хотела отравить их крысиным ядом.
– Заткнись, – сказал участковый. – Я тебе хуй оторву.
Вольский проводил взглядом похоронную процессию.
– Прямо сейчас?
– Нет. Я не захватил перчатки. А делать это голыми руками я не собираюсь. Но